§ XXXII

САМОУБИЙСТВО

Самоубийство является преступлением, к которому, казалось бы, не может применяться наказание в собственном смысле, потому что оно поражает или невинных, или холодное и бесчувственное тело. Если в последнем случае наказание производит на живых людей такое же впечатление, как бичевание статуи, то в первом оно является несправедливым и тираническим, так как политическая свобода необходимо предполагает, что наказание бывает только личным. Люди слишком любят жизнь, и всё, что их окружает, укрепляет в них эту любовь. Их слишком привлекают обольстительное представление о наслаждении и сладчайшее заблуждение смертных − надежда, благодаря которой люди жадно пьют чашу зла, если к нему примешано несколько капель добра. Нечего поэтому опасаться, что неминуемая безнаказанность самоубийства окажет на людей какое-либо влияние. Кто боится страданий, повинуется законам, но смерть уничтожает в теле все источники страдания. Что же тогда может удержать отчаявшуюся руку самоубийцы?

Лишающий себя жизни наносит меньший вред обществу, чем покидающий навсегда его пределы, потому что тот оставляет ему всё своё достояние, этот же уносит часть его с собой. Поскольку, далее, сила общества зависит от числа граждан, то покидающий его и переселяющийся к соседней нации наносит своему обществу двойной вред по сравнению с тем, кто устраняет себя из него своей смертью. Вопрос сводится, таким образом, к тому, полезно или вредно для нации предоставлять своим членам постоянную свободу покинуть её.

Не должны издаваться законы, не вооружённые силой, ни законы, несостоятельность которых вызывается природой обстоятельств. Так как над умами царит общественное мнение, которое воспринимает лишь длительное и косвенное воздействие законодателя, противясь непосредственному и насильственному, то бесполезные и презираемые людьми законы заражают своей слабостью и более благодетельные законы. Они рассматриваются тогда не как хранилище общественного блага, а скорее как препятствия, подлежащие устранению. Если же, как это указывалось, нашим чувствам поставлены пределы, то чем больше уважения питают люди к предметам, чуждым закону, тем меньше его остаётся на долю самого закона. Мудрый устроитель общественного счастья может из этого положения сделать несколько полезных выводов. Если бы я стал их излагать, то это слишком удалило бы меня от моей задачи − доказать бесполезность превращения государства в тюрьму. Такой закон бесполезен: если только страна не отделена от всех других недоступными горами или несудоходными морями, то возможно ли закрыть доступ ко всем точкам её окружности и усторожить всех её сторожей? Успевший взять с собой всё своё достояние не может быть наказан. Раз такое преступление совершено, оно не может уже быть наказано; наказывать же его раньше − значило бы наказывать волю людей, а не их действия, повелевать их намерениями − этой наиболее свободной от власти человеческих законов частью человека. †Наказывать отсутствующего отобранием оставшегося имущества − значило бы приостановить всякую торговлю между нациями, причём нельзя предотвратить неизбежные и легко совершаемые уловки, не относясь тиранически к договорам.† Наказывать виновного по возвращении − значило бы препятствовать исправлению зла, причинённого обществу, и повело бы к тому, что покинувшие общество никогда бы в него не возвращались. Само запрещение оставлять страну только усиливает желание членов нации покинуть её и удерживает иностранцев от приезда в неё.

Что должны мы думать о правительстве, у которого кроме страха нет других средств удержать в отечестве людей, естественно привязанных к нему первыми впечатлениями своего детства? Самое верное средство удержать граждан в отечестве заключается в улучшении благоденствия каждого из них. Подобно тому как прилагаются все усилия, чтобы торговый баланс был в нашу пользу, так и главнейшая забота суверена и нации заключается в том, чтобы сумма счастья по сравнению с окружающими её нациями была бы больше, чем где бы то ни было. Удовольствия, доставляемые роскошью, не являются главными условиями этого счастья, хотя роскошь и необходимое средство против неравенства, возрастающего с успехами нации и без которого богатство скопилось бы в одних руках. Там, где размеры страны растут в большей степени, чем её население, роскошь благоприятствует деспотизму, †потому что чем население реже, тем слабее промышленность, а чем слабее промышленность, тем больше бедность зависит от богатства, тем труднее и тем менее опасно объединение угнетаемых против угнетателей. Она благоприятствует деспотизму и потому, что почести, должности, отличия, зависимость, делающие более чувствительным расстояние, отделяющее слабого от сильного, легче достаются малому, чем большему числу людей, поскольку люди тем более независимы, чем менее за ними наблюдают, а этого наблюдения тем меньше, чем больше их число.† Там же, где население страны растёт быстрее, чем её границы, роскошь становится преградой деспотизму, потому что она оживляет промышленность и деятельность людей, а удовлетворение потребностей доставляет так много наслаждений и удобств богатому, что меньшее место занимает показная роскошь, которая именно и увеличивает чувство зависимости. Можно заметить поэтому, что в обширных, но слабых и малонаселённых государствах преобладает, если тому не воспрепятствуют иные причины, роскошь, внушённая тщеславием, над роскошью, направленной к увеличению удобств жизни. Но в государствах, более населённых, чем пространных, показная роскошь неизменно вытесняется роскошью удобств. Однако наслаждения роскошью связаны с тем недостатком, что, хотя в предоставлении их и в торговле предметами роскоши участвуют многие, значительной долей их пользуется только ничтожнейшая часть населения. Благодаря этому не ослабляется чувство нищеты, вызываемое скорее сравнением, чем действительностью. Но только безопасность и свобода, ограниченная одними законами, составляет главную основу счастья нации. При них наслаждения роскошью приносят пользу населению, без них же становятся орудием тирании. Подобно тому как благороднейшие дикие животные и наиболее свободолюбивые птицы удаляются в пустые и непроходимые леса, оставляя плодородные и весёлые долины преследующему их человеку, так и люди избегают наслаждений, распределяемых тиранией.

Доказано, таким образом, что закон, превращающий страну в тюрьму для подданных, бесполезен и несправедлив. Таким же будет поэтому и наказание за самоубийство. Оно является виной, караемой Богом, потому что только он может наказывать и после смерти, но не преступлением перед людьми, потому что вместо того, чтобы падать на самого виновного, наказание падает на его семью.

Если мне кто-либо возразит, что такое наказание может тем не менее удержать человека, решившегося убить себя, я отвечу: кто спокойно отказывается от блага жизни, кто ненавидит земное существование настолько, что предпочитает ему несчастную вечность, того никак не могут поколебать менее действительные и более отдалённые соображения о детях и родителях.